оспаривающие очевидное лишь потому, что это знание им дискомфортно, приносят лишь чувство брезгливости, всегда возникающее при виде какой-нибудь скользкой изворотливой твари.
Вчера снова обнажилась правда о том, что я и другие люди обитаем в не пересекающихся коридорах понимания. Видеть эту наготу было невыносимо. Хотелось накинуть на голову черную простыню или крикнуть: «Занавес!», и чтобы пыльный бархат свелся наглухо, без просвета.
Обнажение связано со стыдом, всегда, всегда.
Даже если это не голость тебя или другого, а голость действительного положения вещей.
* * *
продолжение...«Ты дал мне детство лучше сказки,
Так дай мне смерть в семнадцать лет»
Цветаевское заклинание прочел на всякий случай, без всякой же надежды – ясно ж, ответа на эту просьбу не было ей, не будет и мне.
Взглянул в глаза отражению. Понимает ли Ведающий сроками, что я это всерьёз?
Самоубийство по договору меня не прельщает, потому что я - фаталист.
Я - фаталист, мне проще проводить время, умоляя Провидение. Или поругиваясь с ним.
Сегодня вдруг взбрелось выпить утренний кофе. Я зашел в кафе. Хотя не вдруг, а оттого что правом голоса воспользовалась собака в соседской квартире сверху, заведя диалог с хозяином воем и лаем.
К черту. Чтоб вы сдохли.
В кафе, лицом к входной двери, за столиком сидела старуха и говорила по мобильнику:
- …чьи-то стоны вызывают сочувствие, а чьи-то - раздражение, мой дорогой, но кто направляет глубокие воды сердца в каждом случае - не известно.
Не очень-то ей подходило слово «старуха» – она была морщиниста как черепаха, но изысканна как черепаховый гребень, старинный, с камушками.
Я подошел к стойке, бармена не было. Вообще в кафетерии никого кроме меня и старухи не было.
- Ну, вначале он его любил, полагая куда более хорошим, чем он был, - снова заговорила в трубку бабулька, - и кстати, этот его мужчина действительно думал, что он такой уж прекрасный, потому что старался им быть, да, а жизнь лениво потакала ему.
А потом он любил его, полагая что возлюбленный его куда хуже, чем есть. Тут он и сам постарался - представал в таком истеричном виде целый год. Ну что я тебе рассказываю, словно ты сам его выходки не помнишь.
Но вот, что я тебе скажу: этот перень пока что не любил своего возлюбленного таким, каков он на самом деле,
потому что на это им отведена целая жизнь, поверь уж мне, старухе, я знаю, что говорю.
- Что Вам? – спросил подошедший бармен.
- Капуччино. С корицей.
- А я тебе говорю, что в любви всем, как детям, хочется одного, - продолжала вещать в телефон ветхая сивилла, - чтобы наитием предугадали, что тебе хочется вырвать у другого любой ценой, и поняли, как потом тебе может быть стыдно за такое любовное рвачество, снизошли, умилосердились, и дали просто так - по любви.
- Возьмите Ваш кофе. Семьдесят рублей.
- Иди сюда, мальчик мой, - вдруг позвала меня старуха, - посиди со мной.
Я кивнул и сел за столик, лицом к ней – спиной к двери.
Интересно, вот это мое вечное ощущение, что у других всё настоящей, чем у меня - это навсегда?
Не смешней, не красивей, не умнее - хотя это всё тоже - но н а с т о я щ е й?
Позвала меня за столик живописная бабулька – и я не удивился даже, потому что … потому что словно не верю, что это происходит наяву, и вот так всё – словно невзаправду, и только больно от некоторых дел очень даже ощутимо, из чего только и заключаю, что жизнь моя не снится мне, привет тебе, есенин, люблю.
- Знаешь, что я думаю, мальчик мой, - заговорила моя визави, словно продолжая уже давно начатый наш разговор, - любовь почему-то имеет дерзость требовать подмены собственных реакций человека на более вторичные, понимаешь? Чтобы человек не просто решал всякий миг жизни, что ему делать, чтобы чувствовать себя не хуже - а именно из этого и состоит всякая жизнь. Так вот любовь требует, чтобы он кроме этого бремени еще и всегда думал, как его действия отразятся на любимом. И всякий раз, когда любовь не получает этого затейливого кушанья, какое невозможно стряпать всегда, то она умирает. Правда-правда! Умирает, и потом быстренько воскресает. Никто и заметить не успевает. Потому что у нее очень сильная потребность в регенерации и жизни. Но голода она не переносит.
Старая леди – вот оно, слово! – помешала ложечкой свой кофе, и над чашкой вдруг завился пар, словно эспрессо только что принесли.
- Если любовь человека ко мне не проявляет себя вот в сей миг - всегда сомневаюсь в ее существовании, - сказал я, и был грустен, конечно же, хоть и взбудоражен и ее словами, и этим неостывающим кофе в ее чашке, - если я чего-то не вижу и не ощущаю, то этого для меня нет.
- Очень хорошо понимаю, - она погладила меня по руке, черт, у нее руки были в кружевных перчатках – серо-лиловых, с черной шелковой вышивкой у запястья.
Надо заставить себя рассмотреть ее лицо, ну же, ты же не смущаешься в маршрутном такси разглядывать людей, впадая в неприличную рассеянность, давай, взгляни на ее лицо.
- Болезни - вот наша настоящая собственность, - вздыхала между тем старушка, роясь в ридикюле, и я не мог поймать ее взгляд, - неотчуждаемая, неоспоримая никем собственность. Взгляни на это, - она щелкнула плоской коробочкой, похожей на старинную пудреницу, и протянула в раскрытом виде, как книжечку.
Коробочка и впрямь могла считаться пудреницей с зеркальцем, потому что с портрета, расположенного на ней, смотрела моя прошловековая копия.
- Я – настоящий, не беспокойся, - сказал бывший владелиц моего лица, - и ты – настоящий.
- Вот что меня мучит, - заговорил я, - что бы я ни пытался ему объяснить о себе, он не усваивает это. Словно я объяснял ему то, чего на самом деле нет... И еще меня изводит постоянное желание, чтобы он сказал и сделал то, что мне хочется сказать и сделать ему…я не знаю что мне делать, я не умею ничего, кроме убивания об стену.
- Всем нужны нормальные, здоровые, помогающие, спокойные, мальчик мой, - тут она вздохнула и улыбнулась, - истерики не нужны никому. Любить человека с истериками невозможно. Я однажды посоветовала подруге, не знающей, как отбиться от докучливого кавалера:
хочешь, чтобы от тебя отстал - согласись на всё, и начинай закатывать истерики - отстанет быстро. Так и вышло.
- Я понимаю, понимаю, но… Голод движет мной, и я хочу уморить его навсегда. Ведь может, может, человек управлять любовью.
- Вот только он подсознательно стремится оказаться в твоей власти, - старушка улыбалась, - ах, как это было полно крови и жизни, я помню, помню:
держишь любящего мужчину подле, яростно ему выговариваешь что-то, но имеешь дело не с ним, а с картинкой в своей голове…и эта картинка в твоей власти, да, но не сам мужчина, и это рвет тебя в клочья, и умирая, чувствуешь, что живешь...
реальный мужчина смотрит на всё это действо и изумляется: какое он имеет отношение к происходящему, чего он так расстраивается...
Тут она вдруг подмигнула, и мы рассмеялись.
- И конечно, любовные дары слов - или словесные дары любви - ценятся очень высоко.
Ибо они принесены в наиболее усваиваемой форме, и дают моментальное "питание".
Но всякий потом непременно затребует дел, а не только слов, но это лишь затем, чтобы убедиться, что слова были не фэйком…
Тут она примолкла и вдруг спохватилась:
- Мне пора, дорогой мой, хорошего тебе дня.
- Постойте… можно мне Ваш телефон, и как Вас зовут, я не хочу вот так… мне хотелось бы продолжить знакомство, если Вы не против…
- Телефон? О, конечно, разумеется, сейчас-сейчас мы всё сделаем, – она полезла в сумку, висевшую на стуле, достала и положила перед собой мобильник – черная Nokia, совсем новая модель, как она в ней разбирается только.
- О, неполадки, - она вдруг легко поднялась со стула, - извини, малыш, мне надо в дамскую комнату на минутку, - направилась было вглубь зала, но вдруг - словно вспомнив о чем-то - повернулась, сняла со спинки стула свой шитый черным стеклярусом серый шелковый ридикюль, - у меня тут пипифакс, предпочитаю свой, - извинительно улыбнулась, и отошла.
… В общем, прошел час, а ее все не было. В туалет я заглянул нерешительно спустя еще минут двадцать, когда уже все мыслимые сроки прошли, и конечно там никого не было.
...Вечером я включил свой телефон, отключенный уже в течении недели, дабы отдалиться от мира, быть с собой, со своими мыслями, и тут же посыпались смс-ки.
Первая была такая:
«Кто-то терпел меня в мои семнадцать, мальчик мой. И в восемнадцать…и в тридцать…и в семьдесят четыре. И всегда приговаривал: «… служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее».
Вот как, "Рахиль", значит, "семь лет", значит...
Остальные смс-ки были обычные.
Обнажение связано со стыдом, всегда, всегда.
Даже если это не голость тебя или другого, а голость действительного положения вещей.
* * *
продолжение...«Ты дал мне детство лучше сказки,
Так дай мне смерть в семнадцать лет»
Цветаевское заклинание прочел на всякий случай, без всякой же надежды – ясно ж, ответа на эту просьбу не было ей, не будет и мне.
Взглянул в глаза отражению. Понимает ли Ведающий сроками, что я это всерьёз?
Самоубийство по договору меня не прельщает, потому что я - фаталист.
Я - фаталист, мне проще проводить время, умоляя Провидение. Или поругиваясь с ним.
Сегодня вдруг взбрелось выпить утренний кофе. Я зашел в кафе. Хотя не вдруг, а оттого что правом голоса воспользовалась собака в соседской квартире сверху, заведя диалог с хозяином воем и лаем.
К черту. Чтоб вы сдохли.
В кафе, лицом к входной двери, за столиком сидела старуха и говорила по мобильнику:
- …чьи-то стоны вызывают сочувствие, а чьи-то - раздражение, мой дорогой, но кто направляет глубокие воды сердца в каждом случае - не известно.
Не очень-то ей подходило слово «старуха» – она была морщиниста как черепаха, но изысканна как черепаховый гребень, старинный, с камушками.
Я подошел к стойке, бармена не было. Вообще в кафетерии никого кроме меня и старухи не было.
- Ну, вначале он его любил, полагая куда более хорошим, чем он был, - снова заговорила в трубку бабулька, - и кстати, этот его мужчина действительно думал, что он такой уж прекрасный, потому что старался им быть, да, а жизнь лениво потакала ему.
А потом он любил его, полагая что возлюбленный его куда хуже, чем есть. Тут он и сам постарался - представал в таком истеричном виде целый год. Ну что я тебе рассказываю, словно ты сам его выходки не помнишь.
Но вот, что я тебе скажу: этот перень пока что не любил своего возлюбленного таким, каков он на самом деле,
потому что на это им отведена целая жизнь, поверь уж мне, старухе, я знаю, что говорю.
- Что Вам? – спросил подошедший бармен.
- Капуччино. С корицей.
- А я тебе говорю, что в любви всем, как детям, хочется одного, - продолжала вещать в телефон ветхая сивилла, - чтобы наитием предугадали, что тебе хочется вырвать у другого любой ценой, и поняли, как потом тебе может быть стыдно за такое любовное рвачество, снизошли, умилосердились, и дали просто так - по любви.
- Возьмите Ваш кофе. Семьдесят рублей.
- Иди сюда, мальчик мой, - вдруг позвала меня старуха, - посиди со мной.
Я кивнул и сел за столик, лицом к ней – спиной к двери.
Интересно, вот это мое вечное ощущение, что у других всё настоящей, чем у меня - это навсегда?
Не смешней, не красивей, не умнее - хотя это всё тоже - но н а с т о я щ е й?
Позвала меня за столик живописная бабулька – и я не удивился даже, потому что … потому что словно не верю, что это происходит наяву, и вот так всё – словно невзаправду, и только больно от некоторых дел очень даже ощутимо, из чего только и заключаю, что жизнь моя не снится мне, привет тебе, есенин, люблю.
- Знаешь, что я думаю, мальчик мой, - заговорила моя визави, словно продолжая уже давно начатый наш разговор, - любовь почему-то имеет дерзость требовать подмены собственных реакций человека на более вторичные, понимаешь? Чтобы человек не просто решал всякий миг жизни, что ему делать, чтобы чувствовать себя не хуже - а именно из этого и состоит всякая жизнь. Так вот любовь требует, чтобы он кроме этого бремени еще и всегда думал, как его действия отразятся на любимом. И всякий раз, когда любовь не получает этого затейливого кушанья, какое невозможно стряпать всегда, то она умирает. Правда-правда! Умирает, и потом быстренько воскресает. Никто и заметить не успевает. Потому что у нее очень сильная потребность в регенерации и жизни. Но голода она не переносит.
Старая леди – вот оно, слово! – помешала ложечкой свой кофе, и над чашкой вдруг завился пар, словно эспрессо только что принесли.
- Если любовь человека ко мне не проявляет себя вот в сей миг - всегда сомневаюсь в ее существовании, - сказал я, и был грустен, конечно же, хоть и взбудоражен и ее словами, и этим неостывающим кофе в ее чашке, - если я чего-то не вижу и не ощущаю, то этого для меня нет.
- Очень хорошо понимаю, - она погладила меня по руке, черт, у нее руки были в кружевных перчатках – серо-лиловых, с черной шелковой вышивкой у запястья.
Надо заставить себя рассмотреть ее лицо, ну же, ты же не смущаешься в маршрутном такси разглядывать людей, впадая в неприличную рассеянность, давай, взгляни на ее лицо.
- Болезни - вот наша настоящая собственность, - вздыхала между тем старушка, роясь в ридикюле, и я не мог поймать ее взгляд, - неотчуждаемая, неоспоримая никем собственность. Взгляни на это, - она щелкнула плоской коробочкой, похожей на старинную пудреницу, и протянула в раскрытом виде, как книжечку.
Коробочка и впрямь могла считаться пудреницей с зеркальцем, потому что с портрета, расположенного на ней, смотрела моя прошловековая копия.
- Я – настоящий, не беспокойся, - сказал бывший владелиц моего лица, - и ты – настоящий.
- Вот что меня мучит, - заговорил я, - что бы я ни пытался ему объяснить о себе, он не усваивает это. Словно я объяснял ему то, чего на самом деле нет... И еще меня изводит постоянное желание, чтобы он сказал и сделал то, что мне хочется сказать и сделать ему…я не знаю что мне делать, я не умею ничего, кроме убивания об стену.
- Всем нужны нормальные, здоровые, помогающие, спокойные, мальчик мой, - тут она вздохнула и улыбнулась, - истерики не нужны никому. Любить человека с истериками невозможно. Я однажды посоветовала подруге, не знающей, как отбиться от докучливого кавалера:
хочешь, чтобы от тебя отстал - согласись на всё, и начинай закатывать истерики - отстанет быстро. Так и вышло.
- Я понимаю, понимаю, но… Голод движет мной, и я хочу уморить его навсегда. Ведь может, может, человек управлять любовью.
- Вот только он подсознательно стремится оказаться в твоей власти, - старушка улыбалась, - ах, как это было полно крови и жизни, я помню, помню:
держишь любящего мужчину подле, яростно ему выговариваешь что-то, но имеешь дело не с ним, а с картинкой в своей голове…и эта картинка в твоей власти, да, но не сам мужчина, и это рвет тебя в клочья, и умирая, чувствуешь, что живешь...
реальный мужчина смотрит на всё это действо и изумляется: какое он имеет отношение к происходящему, чего он так расстраивается...
Тут она вдруг подмигнула, и мы рассмеялись.
- И конечно, любовные дары слов - или словесные дары любви - ценятся очень высоко.
Ибо они принесены в наиболее усваиваемой форме, и дают моментальное "питание".
Но всякий потом непременно затребует дел, а не только слов, но это лишь затем, чтобы убедиться, что слова были не фэйком…
Тут она примолкла и вдруг спохватилась:
- Мне пора, дорогой мой, хорошего тебе дня.
- Постойте… можно мне Ваш телефон, и как Вас зовут, я не хочу вот так… мне хотелось бы продолжить знакомство, если Вы не против…
- Телефон? О, конечно, разумеется, сейчас-сейчас мы всё сделаем, – она полезла в сумку, висевшую на стуле, достала и положила перед собой мобильник – черная Nokia, совсем новая модель, как она в ней разбирается только.
- О, неполадки, - она вдруг легко поднялась со стула, - извини, малыш, мне надо в дамскую комнату на минутку, - направилась было вглубь зала, но вдруг - словно вспомнив о чем-то - повернулась, сняла со спинки стула свой шитый черным стеклярусом серый шелковый ридикюль, - у меня тут пипифакс, предпочитаю свой, - извинительно улыбнулась, и отошла.
… В общем, прошел час, а ее все не было. В туалет я заглянул нерешительно спустя еще минут двадцать, когда уже все мыслимые сроки прошли, и конечно там никого не было.
...Вечером я включил свой телефон, отключенный уже в течении недели, дабы отдалиться от мира, быть с собой, со своими мыслями, и тут же посыпались смс-ки.
Первая была такая:
«Кто-то терпел меня в мои семнадцать, мальчик мой. И в восемнадцать…и в тридцать…и в семьдесят четыре. И всегда приговаривал: «… служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее».
Вот как, "Рахиль", значит, "семь лет", значит...
Остальные смс-ки были обычные.
-
-
19.12.2010 в 14:05-
-
19.12.2010 в 14:39Katze Lorenz, спасибо
-
-
19.12.2010 в 15:50-
-
19.12.2010 в 17:25-
-
19.12.2010 в 19:36-
-
19.12.2010 в 20:18с еще более опасными заданием
-
-
20.12.2010 в 12:27-
-
20.12.2010 в 14:15-
-
20.12.2010 в 15:35-
-
20.12.2010 в 15:36наверное, на подсознательном уровне(
-
-
20.12.2010 в 21:17