«…Христос
нужен людям,
чтобы его убивать»
(Сергей Лесненко)
Я не из тех, кто отличает день ото дня - мне не свойственна календарная религиозность, но
Всякий раз на Пасху вспоминаю случай из юности: в церковной раздевалке перед зеркалом толпятся девушки-хористки.
Платочки поправляют, воротнички.
Особо продвинутые припудриваются, округлив губы.
К ним подходит пожилая дама, и обличающе возглашает: «Не стыдно вам?! Христос придет, а вы носы пудрите!»
Так странно, в их ожиданиях второго пришествия Христа совсем не было радости…
Молодые девчонки боялись, что не успеют выйти замуж и детей родить, как Христос придет.
Те, кто постарше боялись не угодить чем-то новопришедшему Христу, и не пройти фейс-контроль на брачный пир Агнца.
Но всё же была одна нотка, общая для всех: понимание того, что во второй раз Христос придет не для того, чтобы спасать мир, а для того, чтобы судить его.
И многие представляли, что
«вот придет Христос, и осудит всех врагов моих, а мне пожалует венец правды»…Ну да, ну да,
«бочку варенья и корзину печенья»…А тех, кто пудрил нос, в угол поставит.
А тем, кто не пудрил – выдаст пудры целый воз: теперь можно!!!
И еще помню из юности это ощущение вины за непричастность общему торжествованию, за неловкость от необходимости ответа на ликующее
«Христос Воскрес!».
Ах, я не знаю, не знаю…
***
чураясь всех практик, Господи, ощущаю тебя повсюду, и больше всего в себе
мне падают на голову кирпичи с кровли догматов, падают под ноги бревна канонов
анафемы и остракизмы были бы в моих рекомендательных письмах, если бы ты захотел их прочесть
я бывал петром и иудой
и несносным павлом, и стебающимся фомой
читать дальшес ясностью белой молнии в ночную грозу я вижу: тебе нельзя было оставаться в числе земноживущих
отметаю привычные метафоры в трактовании библейских сказаний.
кроме одной: ты – жертва
вижу ритуальную пляску смерти
как у дикарей в телевизоре,
раскрашенных белым и красным по черному, дикарей с камнями в растянутых ушах
или антично-прекрасных вакханок, разрывающих Диониса
или граждан полиса, приговаривающих Сократа к цикуте
иерусалимскую толпу, выбрающую отпустить Варнаву
фанатов, ссылающих Жанну на костер
и понимаю: заклание праведников – неизбежность, лежащая в основе жизни
их смерть – ответ, затыкающий глотки
и я ем, глотая слезы, ем торопливо агнца, печеного с горькими травами,
и плачу кровью, размазывая ее по щекам, потому что нет у меня косяков двери, мимо которой прошел бы ангел-губитель
что мне до него – агнец заклан и съеден - я уцелел - куда унесли Господа моего, и где положили его
где положили его, снятого с креста, с раскинутыми рукам – ему не сложить было рук – он так и остался крестом навек - крестом на шеях и стенах – крестом в душе – крестом осей абсциссы и ординаты – обсцесса и ординарности – крестом перстным в воздухе и духе – крестом, который кто «не берет и не следует», тот недостоин его
кто отвалит камень от гроба – зачем – чтобы помазать тебя составом для мертвых тел – о, мы хорошо обращаемся с мертвыми телами – они такие священные, эти мертвые тела – такие смирные – почему бы тебе не быть ручным богом - куда же делось твоё тело?!
ну что это за несерьёзность такая – оставить нас без тела, из которого вышли бы славные мощи – ну зачем оно тебе ТАМ – тело б/у, со следами пыток и укусами искусов – что ты будешь кому предъявлять, даже если тебя и пропустят ТУДА в этом теле – разве не так же гнали и пророков, бывших прежде тебя
А ты взял и воскрес в этом же самом теле
оно улика против меня, против человеков вообще – мы убили его, а оно было капсулой бога – батискафом, который мы расколупали – но ты же мог нам помешать в конце концов бог ты или не БОГ
ты воскрес – немного еще походил, примеряясь новой своей статью к земному – и вернулся домой
в доме отца обителей много – но если вдруг что – ты приготовишь место мне – и я радуюсь не тому, что ты воскрес – что толку воскресать и снова топтать зону – я радуюсь тому, что ты открыл портал для столь многих, что даже я попадаю в число – а если это не так, то я просто зажмурюсь и спрячусь – меня нет и не было, я не рождался вовек
***
Моя мамочка всегда была истова и справедлива. И была у нее подруга. Они общались на одной частоте, они понимали друг друга. Одни и те же вещи вызывали их недоумение («Как?!»), осуждение («Я лично считаю…») и одобрение («И правильно сделала, что…»).
А у мамочкиной подруги тоже была мама. Старенькая уже. Все звали ее баба Маня.
Румяное белое личико, чистенькие морщины, широкая щербинка между передними старенькими зубами. Короткий носик, круглые светлые глаза в незаметных ресницах.
Мне было тогда лет восемь. И я буду помнить ее всю жизнь.
Баба Маня ходила на базар и подкармливала пьяненьких бомжей. Говорила: «Кушай, голубчик. Вот я тебе сварила картопли, а вот сала кусочек, огурчик малосольный».
Коротенькие грязные мужички хватались черно-красными руками за сухонькую ладошку и целовали ее руку.
Смотрели пропитыми несчастными глазами в ее светлое, как пасхальное яичко, личико, и плакали, как умели.
«Помогай Господь, тебе, милый», - бормотала успокаивающе баба Маня. И гладила каждого несчастного по плечу.
Этим вольным-невольным бродягам не особо была нужна ее еда.
Все они подрабатывали грузчиками на базаре, были сыты и пьяны.
Она была для них – вестник, несущий приязнь самым отверженным. Ангел? Может и так…
Мама возмущалась: «Как она может так, испытывать к этим алкашам какую-то жалость?! Они же могут быть убийцами, ворами, да мало ли?!
Опустившиеся люди, пренебрегшие всем. Да, Господь повелел ближнего любить, но как, как можно л ю б и т ь этих?»
А для меня тогда в образе бабы Мани воплотилась вся сущность христианства.
Умирала она от рака.
Умирала тяжело, с болями и криками…
Я по-прежнему порой тупо задаю Богу вопросы, которые задавал тогда, сжимая кулачки : «Почему Ты не облегчил ее страдания? Она же была праведница…»
А как можно не задавать такие вопросы, даже если ответа на них нет?
Кто из нас не упрекал Небеса?
Да вы и сами всё понимаете.
Прошли годы.
Кулачки я больше не сжимаю, так, вздохну горестно, и всё…
Для меня по-прежнему остается единственной именно такая модель «просто христианства».
Когда не судишь никого, и любишь ни за что.
Просто потому, что такая любовь остро кому-то нужна…
***
«Христос нужен людям, чтобы его убивать»
распинать снова и снова
обвинять за раздражающие речи, за фразы-оксюмороны
мстить за светлый фон святости и любви, на котором столь четки контуры их злобы, бессилья и ненависти
может быть, поэтому ему приходится воскресать каждый год,
проходя чистый четверг,
и страстную пятницу,
и субботнюю проповедь в аду,
и воскресное вызволенье
исидою плачет мария, а дождем небо над моим городом
и как ему не надоест
и когда же он крикнет «баста!» и разговенья не будет…
боюсь, и тогда мы исчислим себе новые пасхи
и убьём себе новых богов
только вряд ли они воскреснут
***
ты выколупываешь меня из кальциевого хрупкого панциря детства – детства, крашеного луковой шелухой – я плачу всю жизнь легко, словно режу и режу лук
выколупываешь меня, как изюмину из пасхального кулича
изымаешь меня из обращенья, как нежеланную валюту,
хранишь в своем сейфе до времени
я уже не робею твоих касаний
не боюсь разности наших дыханий
начинаю узнавать тебя среди множества твоих клонов по шоковому разряду вечности
по ступенькам-мифологемам послушно прохожу: грехопадение – искупление – воскресение – вознесение
жую хлеб причастия – пью вино – мы с тобой одной крови, ты и я – ты мой пропуск в другую жизнь – эта слишком очевидно игрушечна – как же хорошо, что всё получилось, сложилось – ты воскрес …